ИСТОРИЯ ПЯТАЯ

Домашняя ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ ИСТОРИЯ ВТОРАЯ ИСТОРИЯ ВОСЬМАЯ ИСТОРИЯ ДЕВЯТАЯ ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ ИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ ИСТОРИЯ ПЯТАЯ ИСТОРИЯ ШЕСТАЯ ИСТОРИЯ СЕДЬМАЯ ИСТОРИЯ ДЕСЯТАЯ Об авторе

Дверь особняка чуть приоткрылась. В узкую щель про­скользнула фигура в темном плаще с низко опущенным ка­пюшоном.

— Кто бы это мог быть? — Старший полицейский Ганс Кнушке старался разглядеть таинственную фигуру. — Судя по мелким, семенящим шагам и невысокому росту — жен­щина. Но кто? Особняк принадлежит барону фон Остергей-му. Горничные в доме барона модницы и франтихи. Для чего им в этот теплый летний вечер кутаться в плащ, да еще с капюшоном? Такой плащ носят, чтобы скрыть лицо, остать­ся неузнанным... Нет, не может быть! — Догадка, мелькнув­шая в голове Кнушке, показалась ему чудовищной. — А вдруг. . — Он уже представил себе, как господин лейте­нант, а может быть, и сам майор поздравляет его с небыва­лой удачей, вручает награду, производит в сержанты, и тогда. . .

Догнать, схватить немедленно! Подобно гончей, почуяв­шей добычу, Кнушке сорвался с места и гигантскими прыж­ками устремился за незнакомкой.

— Мадемуазель! — Рука привычно вскинулась к ла­кированному L козырьку кепи и... Голос пресекся: из-под капюшона на полицейского глянули черные смеющиеся глаза Паулины фон Остергейм — младшей дочери ба­рона!

Фиакр уже давно скрылся из вида, а Кнушке все еще стоял окаменев. «Принять дочь барона за

черную маску! Счастье, что никто не видел, как он бежал за мнимой пре­ступницей».

Однако странно: баронесса фон Остергейм выходит из дома тайком, в плаще с капюшоном. Куда она может ехать одна, вечером, в наемном фиакре?

Музыканты измучились. Они играли уже около часа, а публика и не думала отдыхать. Пары кружились и сколь­зили, подчиняясь плавному течению вальса.

Паулине казалось, что ее покачивают ласковые нежные волны. Было невыразимо приятно кружиться, опираясь на сильную руку Генриха. Да, он прав, вальс — единственный танец, который танцуют не рядом с партнером, а вместе с ним.

По обычаю руководитель капеллы должен к каждому вечеру сочинять что-то новенькое. Для Иоганна Штрауса это не составляло труда. Еще недавно, играя в капелле Иозефа Ланнера, он, как на чудо, смотрел на своего друга, сочиняв­шего с необычайной быстротой. А теперь и у него получа­лось не хуже.

Конечно, она не раскаивалась. С самого начала, когда, закутавшись в черный плащ, Паулина незаметно выскольз­нула из дома, и потом, в фиакре, блуждавшем по

темным улочкам, она испытывала чувство восторженного нетерпения и страха. Никогда за свои шестнадцать с поло­виной лет она не участвовала в таком таинственном и не­обыкновенном приключении!

Как они с Генрихом хохотали, глядя из фиакра на за­стывшую фигуру полицейского! Наверное, он и до сих пор стоит на том же месте, не в силах понять, куда поехала дочь

барона Остергейма.

А она здесь, в маленьком ресторанчике. Подумать толь­ко! Еще сегодня, за утренним кофе, отец с негодованием го­ворил о танце, в котором даму обнимают за талию. «Неслы­ханно! Мы в менуэте едва осмеливались прикасаться к паль­цам дамы...»

Нет, тот, кто хоть раз танцевал вальс, никогда не захо­чет вернуться к чопорному менуэту!

Музыка смолкла.

Только тут все почувствовали, как они устали. В одно мгновение столики были заняты. Теперь начали свой без­молвный танец кельнеры. Трепеща крылышками фра­ков, они летали по залу, ловко жонглировали тяже­лыми подносами. На столах появились вазочки с мороже­ным и взбитыми сливками, душистый кофе в маленьких кофейниках,  легкое  виноградное   вино в стеклянной таре. 

Паулина с удовольствием погрузила ложечку в воздуш­ную пену сливок. Как все венки, она обожала это лакомст­во. Сливки были ничуть не хуже, чем в кондитерской Фю-меля, куда ей разрешалось ходить только с бонной или стар­шей сестрой.

Яркие клетчатые скатерти придавали залу веселый и до­машний вид. В распахнутые окна заглядывала свежая, в кап­лях росы листва. Казалось, длинные зеленые руки тянутся навстречу музыке и свету.

Все здесь нравилось Паулине. Здесь танцевали страстно, с упоением, до тех пор, пока не отказывали ноги. А ведь все эти люди приходили сюда после нелегкого трудового дня. Ремесленники, горничные, мастеровые. Что бы сказал отец, увидев среди них свою дочь? Занятая своими мыслями, Па­улина не сразу услышала Генриха.

Hosted by uCoz